А р х и в / A r c h i v e s

РУССКИЙ/RUSSIAN
THE PATH SOUL zine #2, 2000
Мое Обнаженное Сердце
с/о Трапезников Александр Россия 357538 г. Пятигорск, Ставропольский край, ул. Украинская
44-25

Депрессия, как сон чужим сном…
- У каждого человека свой мир. Каков твой мир?
- The Indian: На самом деле у человека не один, а несколько миров. Нередко происходит так, что эти миры входят в противоречие друг с другом. Еще чаще бывает так, что человек даже не подозревает о всем многообразии собственных миров или же сдерживает себя, опасаясь разменяться на “алмазную многогранность”. Та часть моего мира, которая мне более-менее известна, пугающе противоречива. В ней много и самого низменного и воистину возвышенного. Еще больше спонтанного. Ни в коем случае я не мистик. Не фаталист. Не циник. Не романтик. Дитя урбанизации и несовершенной контрацепции. Странник в никуда. И ниоткуда.
- Вытекающий из первого: хотел бы ты попасть в другой мир? Может быть, в мир какого-нибудь писателя (писателей)?
- The Indian: Заглядывание в другие миры – это cherished dream любого sapiens’a. Именно мечта, но не какая-то надежда на ее осуществление. Жалкие подобия – гипноз, археология, космические “исследования” и т.д , словом, живопись вилами по воде, не утоляющая и йоты заложенных в нас амбиций. Ситуацию в некотором роде спасает литература, приоткрывающая шторы чужого сознания. Одна моя знакомая подметила схожесть труда писателя и фото-модели в стиле “ню” (Я бы даже сказал актрисы в порнофильме; да и вообще любой писатель – эксгибиционист. – ред.). Что тот, что другая саморазоблачаются по полной программе. Если говорить о моих литературных пристрастиях, вот мои фавориты: Генри Миллер, Эрнст Хемингуэй, Джон Гарднер, Дрэнсис Форд Фитцджеральд, Генрих Белль, Джон Данливи… но ничего предпринимать не нужно, мы и так живем в их мире, который они описывают. Правда, если еще малость кривизнуть душой, то я был бы не прочь стать Кальвином Лемовского «Соляриса».
- В письмах и ты, и другие желают друг другу удачи. Согласен ли ты со мной, что слова обладают огромной силой, слова, сказанные не просто так, а с чувствами?
- The Indian: Даже слова, лишенные чувств, обладают огромной, едва ли не разрушающей силой. Любое слово, даже союзы и предлоги, имеет свое материальное воплощение. Что же говорить об угрозах, проклятиях. Да и мысль материальна. Но ведь за ней не уследишь. Как и за наделяемым чувством.
- Если бы ты стал властелином мира, представь такую ситуацию, что бы изменилось, сколько бы людей осталось после твоего правления?
- The Indian: Боюсь, властелин из меня бестолковый. Никогда не ттерзался волей к власти… Но ежели бы кто таки усадил меня на мировой трон, что ж, пришлось бы заняться чисткой. Уничтожением бычья, гопья, шовинистов, фашистов, ультранационалистов (???Только в том случае, если иметь в виду то пушечное мясо, о котором Гитлер писал: «В моих орденских замках подрастает молодежь, которая ужаснет мир. Мне нужна молодежь, жаждущая насилия, власти, некого не боящаяся… Мне не нужен интелект. Знания погубили бы мою молодежь.» – ред.). Всех, конечно, не уничтожить. Хотя бы часть. При этом весьма важно избегать тиранства, что тоже едва ли возможно. Любая власть развращает, а любые благие намерения финишируют в отвратительном состоянии. К черту ее, власть.
- Депрессия для тебя приходящее/уходящее чувство либо постоянное?
- The Indian: О, депрпессия – это все мое естество. С ней я не борюсь, а наоборот, лелею. Депрессия – превосходный позыв к творчеству. Она своеобразный катарсис, легкая форма естества. Светлая и глубокая, подстегивающая и расслабляющая, она, как сон чужим сном.
- Как ты относишься к сумашедшим? Ты к ним относишься? Есть ли в тебе капля (а может и больше) безумия?
- The Indian: Нет ни сумашедших, ни душевноздоровых. Понятие «здравый смысл» обращается в прах моментально, стоит применить его в условиях, сходных к экстремальным. Есть другое понятие – «мещанство», «обывательщина». С ним все ясно. Мне противно любое его проявление во всех сторонах жизни. Когда оно льет через край, я действительно начинаю сходить с ума, но все обывательское, сидящее во мне, начинает противоборствовать и почти побеждает. Сумашедшие свободны от любых норм, но явно несвободны в передвижении. Которая из свобод предпочтительней, можно узнать, перешагнув искомую грань. Фокус только в том, что обратного хода, как и в случае со смертью, не существует. Пусть все остается таким, как оно есть. Небольшие безумные выходки я себе буду позволять, да и только. Безумие – сфера не моей деятельности. Лишь один из интересов.